 |
ГОЛОСА
№3, 1995
Александр Кушнер
. . .
Греческую мифологию
Больше Библии люблю,
Детскость, дерзость, демагогию,
Верность морю, кораблю.
И стесняться многобожия
Ни к чему: что есть, то есть.
Лес дубовый у подножия
Приглашает в гору лезть.
Но и боги сходят запросто
Вниз по ласковой тропе,
Так что можно не карабкаться -
Сами спустятся к тебе.
О, какую ношу сладкую
Перенес через ручей!
Ветвь пробьется под лопаткою,
Плющ прижмется горячей.
И насколько ж ближе внятная
Страсть влюбленного стиха,
Чем идея неопрятная
Первородного греха.
. . .
Этот мальчик в коротких штанишках,
С общепринятым плюшевым мишкой,
Толстобрюхого друга ему,
Сразу видно, всучили, - формально
Держит зверя за лапу, печально
Смотрит в непроходимую тьму.
Стыдно мне его умного взгляда.
Он снимается: надо - так надо.
Из далекого, детского дня
Подневольного, - если бы рая! -
Деликатный, с трудом узнавая,
С жалостью он глядит на меня.
. . .
Сад, сад! Невянущий, сплошной,
Вечнозеленый сад.
А дальше что? А вечный зной
И веянье прохлад.
Тебе сказали: неземной,
А ты не рад. - Не рад.
Сад, сад! И далее мечта
Земная не идет.
Сад, сад! Сверкание куста,
Фонтан, допустим, грот.
Но грот - излишество, тщета,
Пример земных работ.
Уже в нем плесень есть, ущерб,
Уже он сыроват...
Тогда уже возможен серб
И, боже мой, хорват.
И флаг, и глупости, и герб,
И боль, и смерть, и смрад.
. . .
Будто я в поселковом стою магазине,
Вспоминаю стихи о певучем притине,
И кончается хлеб, масла ж нет и в помине.
В город ехать придется по пыли, по зною.
- Этот вот не стоял, - говорят за спиною.
И сгущается, чувствую, туча за мною.
Эти сны, эти мелкие наши обиды.
Глазки жгучие дачницы кровью налиты,
Норовит оттереть, и не будет защиты.
Помоги мне, - прошу, - вознеси над толпою,
Кто? - не знаю во сне, с жезлом и булавою,
Со щитом и копьем, с шелестящей листвою!
И, в мужском пиджаке, признает меня бабка:
- Отвяжись, - говорит, - от него ты, арапка,
Он здесь был, и в руках его желтая папка.
Я здесь был! в духоте стоял вместе с вами!
Стыдно слез мне во сне; за морями, лесами
Есть иные края, с золотыми дождями.
Там ни спичек, ни масла не надо, ни хлеба,
Там покажется это волненье нелепо,
Хватит всем золотого сиянья и неба.
_________________
Сны глупы и обидны, особенно наши.
Вы не пили из этой отравленной чаши,
Потому и фрейдизм ваш для нас - вроде блажи.
. . .
Там назначают встречу за полгода,
Там, полистав карманный календарик,
Обводят день кружочком: вот, суббота,
Седьмое мая, - очень благодарен,
Приду, приеду... влажное дыханье
Листвы и теплый ветер предвкушая.
Там не боятся молвить: до свиданья.
Разумный взгляд, и хватка деловая.
. . .
Как Зощенко в Ялте пришел за письмом,
Себе самому им написанным, лишь бы
С почтамта ни с чем не уйти в золотом
Сверкании южном, - в Нью-Йорк бы, в Париж бы,
Но некуда броситься в темной стране
С тоски человеку, - лишь в Ялту да в Сочи,
И женщины пишут, но редко: в цене
Их письма едва ли не больше, чем ночи.
Ведь слово дороже, чем ласка, оно
И завтра утешит, и через недели,
И мы не в Египте, и дует в окно,
И скоро забудется все, что в постели
Случилось, а письма, - недаром их сжечь
Велят иногда, - и, окутана дымом,
Прощается в корчах беззвучная речь
Со все еще, может быть, милым, любимым.
|
|
