 |
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№1, 1997
Леонид Раскин
ОДА
Земля, безвидна и пуста,
Под небом каменным лежала,
И тьма над бездною дрожала,
Однообразна и густа.
А Дух носился над водою,
Творя вселенную с листа,
Земные пестуя места
С их допотопной красотою, -
И Божий мир сошел с холста:
Вставало солнце дня восьмого,
Ветхозаветная корова
Свела жующие уста.
Адам погладил пальцем вымя,
Прошел от холки до хвоста,
Букашку Божью снял с куста,
И, соками вспоен земными
Да токами языковыми,
Сдул с безымянного перста,
Зажмурился - и дал ей имя.
Тогда, как девочка чиста,
История, чревата Словом,
В свободном танце мотыльковом
Играя ритмами спроста,
Глотнула райского уюта
И, белой вечностью сыта,
Порхнула рифмою с моста
В реку времен - и с той минуты,
По слову, за верстой верста
Плывет (одета и обута
В грехи адамовы), как будто
За пазухою у Христа.
. . .
Сестричка, бабушка, голубка, дорогая,
О чем ты горевала, догорая?
Ответь, и приголубь, и пожалей,
И поворкуй над люлькою моей,
Когда я вылуплюсь, в тот стройный мир врастая,
Где теплится твоя любовь простая,
Как ручеек в сплетении аллей
Кладбищенских осин и тополей;
Раскрой мне тайны старости преклонной,
Земной молитве вторя похоронной...
К***
Я дорасту до старческих высот
В утробе живородного трамвая.
Там Авиамоторной поворот,
Там ждет меня любовь сторожевая,
Последняя, уже почти живая,
Там время ходит задом наперед
До кладбища лефортовского от
Прощальных дней владыкинского мая,
Туда сюда, как твой голодный кот,
Что ссыт в подушку и под стол блюет,
В сугробах тополиных утопая:
Он за измену мстит, он ласки ждет -
Вольно мне жить котов не наблюдая,
Но времена глаголов соблюдая
До времени, когда в чумной пролет
Разомкнутых кладбищенских ворот
Меня затянет вечность сволочная,
Прозрачная, проточная, ночная.
. . .
Мне мало воздуха, мне много января...
Когда российский снег падет на сердце краем,
Позволь мне, Господи, ступить в Твои края
(Там, в зарослях малины за сараем),
Где буду встречен и привечен я,
И узнан по приметам бытия,
И нежностью предвечной овеваем.
НА ЗАКАТЕ
О дочь верховного эфира!
О светозарная краса!
Е.Баратынский
1
И будет вечер, пасмурный, седой,
Со старческой безумною причудой:
То веком притворится, то судьбой,
То тихо звякнет за стеной посудой.
И медленно отправится душа,
Как будто просто за город, на запад,
Бесплотная, как тень карандаша
В тугом охвате солнечного крапа.
И комната качнется, как перрон,
И оживет. Но прежде, чем Пьеро
Заголосит, смиряя безнадежность,
Как звук, как сгусток всех вокзальных нот
Душа на миг единый обретет
Последнюю немыслимую нежность.
2
Осенним замыслам природы
Придать январский разворот:
Бульвары выбелить с исподу,
Паденьем оправдав полет
Снежинок, злых и бесноватых,
Снующих мимо фонарей, -
И распахнуть окно палаты
Навстречу памяти своей.
3
Заоконный город - как вокзал,
Как гудок - расплыв заката с краю...
Боже, так давно я умирал,
Что уже детали вспоминаю.
Помню гул упругой полноты,
Ход часов, как время, невесомый,
Темного наития разломы,
Логики воздушные мосты.
Помню спелой осени накат,
Брызги кленов, луж и междометий,
Этот долгий долгий листопад -
Перепутье двух тысячелетий...
Ах, мои прогулки в Ленинград
В вязаном оранжевом берете!
4
День пролетел скороговоркой,
Упало солнце за дома,
И вечная моя каморка -
Актерка - грешница - тюрьма,
Которой отданы не годы,
Но все пространство бытия,
Скрипучим голосом комода
Запела, как ворожея,
О дне ином, неторопливом,
С глубоким пасмурным разливом
Почти младенческого сна,
Когда закат - душа природы,
Свободный гений небосвода -
Войдет за мной в проем окна.
. . .
Вчера - и дождь, и грязь, и снег; сегодня
И до листа бумаги снизошла
Поэзия, властительная сводня,
Что небо с почвой давеча свела.
Из "ПЕРВОГО ЦИКЛА"
. . .
Найти единственное слово
В дремучих дебрях языка
И положить его в основу
Уже звучащего стиха -
Оно таинственно и глухо,
Как гул охотничьей пальбы,
Прихватит ткань живую слуха
Стежком доподлинной судьбы, -
Отметив не пером величья,
А земляной опушкой мха
Беспомощное тельце птичье
Новорожденного стиха.
. . .
Воздушных истин кружева,
И слов бесплотные сцепленья,
И даже бабочка жива
И спит в углу стихотворенья.
. . .
Я заблудился в именах,
В их девственных, тревожных звуках,
В их молоточках, бубенцах,
В их перезвонах, перестуках.
Я заблудился в именах
Людей, предметов и явлений
(Скрипит безбожно на зубах
Подножный корм местоимений):
Природы плоть обнажена,
Разбужена и первозданна,
Душой живой обожжена,
Осмысленна, но безымянна, -
И звуком крепнет благодать
Еще неведомого чувства.
Какое имя ей отдать:
Геенна? Мания? Искусство?!
. . .
Нас время прочитает без запинки,
Как намертво заученный урок,
Как флегматичный школьник из глубинки
Классический читает монолог.
. . .
Осенний дождь в угоду сентябрю
Безжалостно терзает подоконник.
- Бродяга, прощелыга, беззаконник,
Еще ведь август по календарю,
Еще на юге загорает школьник,
А листопад хранится за семью
Замками дней недели. Я молю,
Разбойник, шут, крамольник, своевольник,
Верни ночной пчелиный небосвод
И летних звуков горьковатый мед:
Бой мотылька под куполом торшера,
Утробный гул застенных голосов,
И предрассветный нервный тик часов,
И теплый вздох рождающейся веры.
ДЕКАБРЬ 1988-ГО
Не знаю: снег ли, мельтеша,
Деревья обнял неумело
И притаился, чуть дыша,
(Объятье и поныне цело);
Зима ли, юбками шурша,
На город равнодушно села,
Как баба чайная, дебела,
Бессовестна и хороша;
Или, достигшая предела
Любви, на ветки не спеша
Легла исполненная тела
России легкая душа.
. . .
Февральских веток паутина,
И солнце - вкрадчивый паук...
Небесный размыкая круг,
На заоконную холстину
Наносит рамы крестовину
Художник форток и фрамуг -
И ты, беспечный зритель, вдруг
Становишься первопричиной
Его художнических мук:
Тебя он тысячами рук
Вплетает заживо в картину,
Где предвесенняя рутина,
Где тонкий запах нафталина,
Безветрие и недосуг.
. . .
Срамной весны привычный ритуал:
Земля и небо в упоенье блуда
Слились в одно - и емлют из-под спуда
Оттаивающий собачий кал,
Былой эпохи медный капитал,
Стада бычков, усопших спичек груды
По берегам чудовищной запруды,
Что карапуз упорный создавал,
Покуда изгалялся дождь паскуда
И мой Господь страдал и умирал,
И, смертью смерть поправ, живот давал
Доныне сущим во гробех, покуда
Меня, ребенка, землю причащал
Он вечным небесам, и длилось, длилось Чудо.
. . .
Душа моя, когда тебя впервые
Небесная настигнет ностальгия,
Ты, давеча промчавшись - от аза
До ижицы - чрез все перипетии
Пути земного и воспрянув за
Границей кровной плотской деспотии,
Покровские болотца навести и
Взгляни лесному озеру в глаза,
В их карие глубины торфяные,
Где медленно живут: моя Россия,
Твой небосклон да наша стрекоза.
. . .
Я прячусь в захолустном Покрове,
Как Твой кузнечик прячется в траве
И ловкой ножкой возбуждает время,
Беспечное, как женщина в Эдеме,
Что смерти не провидит в озорстве
И тянется за яблоком в листве
Почти такой же яблони, как эта
на фоне раззадоренного лета,
Которое я вышил по канве,
Кузнечик Твой в укромном Покрове.
|
|
