 |
МАСТЕРСКАЯ
№4, 2001
Зиновий Вайман
ПРИЩУРИВШИСЬ ПО-ЯПОНСКИ
(диффузии жанра)
Семилетняя Ариадна Эфрон, по свидетельству Бальмонта, писала “стихи, совершенно изумительные”. Припоминается одно, которое могло бы быть отмечено среди лучших японских трехстрочий:
корни сплелись
ветви сплелись
лес любви
Н.Гумилев назвал свое трехстишие “Хокку”:
Вот девушка с газельими глазами
Выходит замуж за американца,
Зачем Колумб Америку открыл?!
Подобно английским современникам, поэты Серебряного века часто путали хокку с эпиграммой. Но порой и у мастеров эпиграмм можно заметить прямо-таки настоящее хокку:
Ночь —
и на головы нам
луна.
(В.Маяковский “Хорошо!”)
И в той же поэме:
...и Блокова тень
глазеет,
на стенке привстав.
Сам Блок в стихотворении “В октябрь” пишет:
И елка
слабенькой вершинкою
мотает на юру
У современника Блока вырвалось:
Россия!
Страшный чудный звон!
В деревьях березь.
(С.Есенин “Ленин”)
И Есенина же:
Сиреневая погода
Сиренью обрызгала
Тишь
(“Анна Снегина”)
Хайку такого уровня составили бы честь для США или Европы, а теперь и для сборников поэзии хайку и сенрю на русском языке!
В стихотворении И.А.Бунина “Дома” можно увидеть блестящий синтез хайку и сенрю:
хутор, поле...
Все как было.
Только жизнь прошла.
В его поэзии и прозе много таких запрятанных, как сокровище, трехстрочий. Припоминается из его стихов еще одно совершенно классическое трехстишие:
грибы сошли,
но крепко пахнет в овраге
сыростью грибной.
И в стихах Марины Цветаевой щедро разбросаны такие, если угодно, квазихайку:
Над городом —
Туман, туман.
Любви старинные туманы.
(“Ревнивый ветер”)
И потрясающее сенрю, или же, продолжая терминологию, квазисенрю, в начале одноименного стихотворения:
Времени у нас часок.
Дальше — вечность
Друг без друга!
В старой русской поэзии тоже обнаруживаем вполне самодостаточные квазихайку:
И при луне
в водах плеснувших
струистый исчезает круг
(А.С.Пушкин “Кавказский пленник”)
Или:
все стерлося...
Там крест к кресту
челом нагнулся
(М.Ю.Лермонтов “Кладбище”)
А вот — из русской прозы:
молнии не прекращались
ни на мгновенье...
воробьиная ночь
(И.С.Тургенев “Первая любовь”)
Прошедшее время редко встречается в жанре хайку, но в повести “Пасынков” Тургеневым прямо выделено в тексте:
Над нами
Небо с вечными звездами...
А над звездами их Творец
В рассказе Чехова “Студент” находим:
все смолкло.
По лужам протянулись
ледяные иглы
У раннего Паустовского:
Гудят рыжие сосны
Монастырь.
Звонница
(“Дневник”, 1917)
Если читать не по диагонали, то в прозе можно уловить множество таких миниатюр. Не говоря уж о стихах:
И вот,
бессмертные на время,
мы к лику сосен причтены
(Б.Пастернак, “Сосны”)
Стихотворение Кушнера “Уходит лето” содержит прямо-таки хайку с последующим сенрю:
С кленов, с тополей
Летит листва,
Летят ей вслед стрекозы,
И женщины уходят все быстрей,
Почти бегом,
Опережая слезы.
Не правда ли, замечательно?
Читатель вправе скептически пожать плечами — а не притянуто ли все это за уши? Как сказано у Цветаевой:
В ушах два свиста:
шёлка
и метели.
(“В ушах два свиста”)
Но есть закономерность.
У таких поэтов, как Цветаева, Есенин, у классиков XIX века Пушкина и Лермонтова, у мастеров поэтической прозы Пришвина, Бунина и Паустовского можно довольно легко найти подобные фрагменты, перекликающиеся с хайку. Видимо, это связано с их обращенностью к природе, с осознанием, что человек — ее часть. Великий японский поэт Басё советовал стать деревом, чтобы сложить хайку о дереве.
Гораздо труднее увидеть квазихайку у Мандельштама, Кедрина, Пастернака, Тарковского, Бродского:
Не видать полей.
Так бело,
что не может быть белей.
(И.Бродский “Метель в Массачусетсе”)
Эта цитата похожа на редко встречающиеся рифмованные переводы хайку. Еще труднее выделить такие миниатюры у Л.Толстого, Эренбурга, Ахматовой. Менее вероятно разглядеть их у Вознесенского, Мориц, Твардовского или Евтушенко. Эти поэты и писатели ставят человека в центр мироздания. У них мало параллелей с хайку, чуть больше с сенрю — разновидностью хайку, только обращенной к природе самого человека.
Итак, мы можем расположить вышеперечисленных авторов по оси абсцисс — “хайкушности”. Но есть еще и ось ординат. По ней следует отложить объективную известность поэтов и прозаиков. Чем выше она, тем легче при прочих равных условиях увидеть в их текстах перекличку с жанром хайку. Ведь “краткость — сестра таланта”. А талант внимателен не только к человеку, но и к окружающей природе, одновременно враждебной и исцеляющей.
Психотерапевты Нью-Йорка, Бостона и Аппалачских гор рекомендуют своим пациентам писать хайку, особенно при внезапной потере близких.
Современная общеизвестная поэзия как на Западе, так и в России все меньше включает в себя квазихайку в своем текстовом пространстве. Может быть, именно поэтому движение приверженцев хайку приобретает все большую самостоятельность в виде многочисленных обществ, журналов, сборников и авторских книжек не только в англоязычных странах, но и во Франции, Румынии, Сербии, Хорватии, Словении и России.
|
|
