Арион - журнал поэзии
Арион - журнал поэзии
О журнале

События

Редакция

Попечители

Свежий номер
 
БИБЛИОТЕКА НАШИ АВТОРЫ ФОТОГАЛЕРЕЯ ПОДПИСКА КАРТА САЙТА КОНТАКТЫ


Последнее обновление: №1, 2019 г.

Библиотека, журналы ( книги )  ( журналы )

АРХИВ:  Год 

  № 

ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№1, 2012

Лев Козовский

ЧУЖАЯ РУБАШКА


    . . .
    Получение праха такое несложное дело
    И недолгое, кстати, вся очередь ровно в три урны.
    Я напрасно боялся, что буду некрепким, несмелым,
    Что подступит ком к горлу и я разрыдаюсь прилюдно,


    Буду долго скорбеть, и смотреть на керамику эту,
    Прижимать ее к сердцу, ронять неутешные слезы...
    Над окошком — работы часы, до пяти без обеда,
    По субботам до трех, есть вакантная ставка завхоза.


    Ну а что, может быть, мне вакансию взять и освоить?
    Раз такой оказался кремень, что без слез и без страха...
    И тогда уж меня ничегошеньки впредь беспокоить
    В этой жизни не будет, ну разве что выдача праха.


    НЕБЕСНЫЙ ХОД
    Все ушли на крестный ход,
    Я остался только с мамой...
    У меня осталось мало
    Родственников — я и мама,
    Я и мама только вот.


    Все ушли, ушел отец,
    Дед, родня из Ленинграда,
    Бабушка и тетя Тата...
    За утратою утрата.
    Кто, скажи мне, виноват в том —
    Фатум, случай, наконец...


    Может, и они на том
    Свете шествуют с крестом,
    Просят за меня и маму,
    Не жалея слов и сил,
    Чтоб от бед нас оградил,
    Молят Ангела упрямо.


    Против стрелки часовой
    Их воздушный ходит строй,
    Живо складывает песни...
    И светлеют небеса,
    Стороной идет гроза,
    И встаешь после болезни.


    НОЯБРЬ
                                                         М.
    Так много пережил, что изнемог, и весь
    Промок, продрог, и голым стал, и нищим
    Разобранный, кривой, корявый лес
    С прозрачной чащею, с кричащим корневищем.


    И тщетно полчище вечнозеленых хвой
    Еще волнуется, еще спешит на помощь,
    Чтоб уберечь, чтоб перекрыть собой
    Хоть часть урочища до заморозка в полночь.


    Разъезжий глиной чавкает большак,
    Впечатаны подошвы и подковы,
    Обочин вдоль вдруг на походный шаг
    Сбивается подрост березняковый.


    И в жалком рубище, былой утратив цвет,
    Спешат стволы, спускаются в низину,
    Чересполосный, сизый, низкий свет
    Изломанные освещает спины.


    И только скрип их деревянных ртов
    Доносится до слуха поминутно,
    Да на болоте дышащий покров
    Колышет волдыри из перламутра.


    . . .
    Ангел смерти без спросу в подъезде
    Поселяется пятиэтажки,
    Дверь без кода, и вечно на месте
    Нет консьержки туркменки-казашки.


    Уж она б его силой буддийской —
    Уж она б его верой исламской —
    Поломойною шваброй ядритской —
    Поднебесной штуковиной адской...


    Ну а так, беспрепятственно входит,
    Где захочет, там прямо и курит,
    То на лестнице даму угробит,
    То по скорой кого упакует.


    То в почтовые ящики крести
    Раскидает, то черные метки,
    Продолжаются скорбные вести,
    Лишь к одной не суется соседке.


    У нее безобразно котами
    Провоняла однушка, и даже
    Херувим с вот такими крылами
    Посещает ее в камуфляже.


    Ангел смерти лишь мимо проходит —
    Все коты тут как тут в лучшем виде.
    И Хранитель с дверей глаз не сводит,
    Переводит вниз предохранитель.


    . . .
    Если малость повозиться,
    Можно, скажем, написать
    О какой-нибудь больнице,
    Школе 325.


    О какой-нибудь могучей
    Развалившейся стране,
    О какой-нибудь пахучей,
    Как овчина, старине.


    Черкани стихи на случай
    О превратностях судеб —
    Как, мол, гвардии поручик
    Здесь бывал и девок еб.


    О китайцах, о малайцах
    Розовато-голубых,
    О девичьих тонких пальцах,
    Об инстинктах половых.


    Не ленись, ни дня без строчки,
    Наплевать на гонорар,
    Свежестиранной сорочки
    Удостоит божий дар.


    Ничего, что деве шубки
    Не подгонишь из песца,
    Лишь бы в кровь кусались губки
    У соперника-писца.


    . . .
    На лоджии курю, смотрю во двор —
    В подъезд идут все время человеки.
    Должно быть, у кого-то общий сбор —
    Рождение... прощание навеки?


    Полов обоих, разных возрастов,
    С цветами, без цветов, опять с цветами...
    К кому спешит собранье этих ртов?
    Кто он — жилец иль фото в черной раме?


    Если мертвец — зачем берут детей?
    Если живой — чего они все в черном?
    А может, все же это юбилей?
    Но сверху мне не счесть гвоздичек — четно ль?


    Щас докурю и все же выпью я —
    Если живой — здоровья и удачи!
    А если нет — то пухом чтоб земля...
    И царствие небесное в придачу.


    ПРАЗДНИК
    В день рожденья позвонили, сообщили — умер дядя.
    Извинились, что случайно так совпало.
    Он на майских отключился и лежал на аппарате,
    И как раз ко дню рождения не стало...


    Ведь они меня поздравить, так вначале я подумал,
    Собрались и позвонили в кой-то веки...
    Только слышу всхлипы в трубке, голосок звучит угрюмо,
    Объявляют, что Сережа смежил веки.


    Долголетия, здоровья и успехов пожелали,
    Хоронить, сказали, будут в воскресенье,
    А прощание устроят, как просил он, — в кинозале,
    И еще раз извинились — с днем рожденья...


    Почему все так совпало, почему он нынче умер,
    А не рядом, на другой какой-то дате?..
    Связь прервалась, жизнь прервалась, и в мозгу звенит как зуммер —
    Дядя умер! — С Днем Рожденьем! — Умер дядя!


    ПАМЯТИ СТЕРТЫХ
    Среди ухоженных цветущих
    На Пасху прибранных могил,
    Как будто день воскресный ждущих,
    Чтобы Спаситель обратил
    На них вниманье, видишь плиты,
    Почти что стертые с лица
    Земли кладбищенской, разбиты
    Их запыленные тельца.


    Что страхом было — прахом стало
    И кануло в культурный слой,
    Перемолол инициалы
    И даты жизни перегной.
    Не отыскать уже могилы
    Ни ясным, ни ненастным днем —
    У времени довольно силы
    Ровнять подзол и чернозем.


    И темень ночи непогожей
    Спускается черна как смоль,
    И припозднившийся прохожий
    Летит ограды долгой вдоль.
    Не отзовешься больше эхом
    В душе спешащей на ночлег,
    И небо над тобою бега
    Не остановит, имярек.


    РУБАШКА
    Я надел рубашку от мертвеца,
    Застегнул под горло пуговицу.
    — Она новая, — тихо, без конца
    Повторяла вдова, — она вам к лицу.


    Раз всего носил, он уже болел,
    Захотелось выйти ему во двор,
    Долго думал что — и ее надел,
    А вернулся в дом, не вставал с тех пор.


    Сорок третий, средняя полнота,
    Чистый хлопок, не думайте, что нейлон,
    Рукава длинны? — это не беда,
    Подворачивал раньше их также он...


    Я давно донашивать поотвык,
    И рубашка, в общем, не подошла,
    Но поправила бережно воротник,
    Но ладонью легкой прошла вдоль шва.


    — Так носите ее, она вам как раз,
    Много лет послужит вам, много дней.
    Полупросьбу эту, полунаказ
    Понял правильно и остался в ней,


    В ткани в клеточку с непростой судьбой,
    Что лишилась тела — угла — тепла,
    Что беспечно белую с голубой
    Нитку так красиво переплела.


  1  2  3  4  5  6  7  8  9  10 >>
   ISSN 1605-7333 © НП «Арион» 2001-2007
   Дизайн «Интернет Фабрика», разработка Com2b