 |
ГОЛОСА
№4, 2013
Олеся Николаева
Из «Средиземноморских песен»
БАЛЛАДА Позвал на именины к себе средиземноморский правитель,
Пригласил побеседовать о том о сем повелитель
Пиитов, риторов, сочинителей, борзописцев и рифмоплетов,
Баснетворцев позвал, вольнодумцев с ними, а также зилотов. Пришли к нему пииты, риторы, сочинители, борзописцы и рифмоплеты,
Баснетворцы, и вольнодумцы, и вольные каменщики, и зилоты.
Встали у высочайшего входа, начали совещаться:
Какую линию выбрать, как обращаться?
Поздравлять ли с именинами, желать ли, чтоб свет был ярок,
Чтоб век был полон и прочее. И потом — дарить ли подарок? С одной стороны, никому не хочется льстивым прослыть царедворцем.
Хочется предстать отчаянным змееборцем.
С другой стороны, пришли-то на именины, все-таки неприлично:
С пустыми руками-то поздравлять дико и непривычно!
Заспорили: пристало ль рабу желать хозяину — править?
Жертве чествовать кровопийцу, мошке паука славить?
Или можно найти средний путь, нечто третье —
И спокойно спеть ему долголетье. Да, можно поздравить, но плюнуть три раза косо,
Или иронически усмехнуться и почесать у носа,
Или сложить крестиком пальцы, улиткой закрутить мысли:
Мол, все это понарошку, это в обратном смысле. Наконец решили: «Пусть каждый из нас будет просто зритель.
А за всех поздравит властителя старейший наш сочинитель.
Пусть он скажет, а мы промолчим и постоим с ним рядом,
Как ни в чем не бывало, с отсутствующим лицом и с погасшим взглядом.
Вроде бы мы не за и не против, а где-то посередине —
Как Средиземное море: там — скалы, а там — пустыни». Средиземноморский властитель выслушал, пробежал взором,
Предложил снеди, напитков, сели за разговором,
То да се — за сицилийским хлебом, испанским сыром,
Наконец, правитель отпустил всех с миром. Идите, мол, пииты и рифмоплеты,
Идите, мол, вольнодумцы, вольные каменщики и зилоты,
Идите, схоласты, выскочки, ловкие оборванцы,
Идите, риторы, демагоги, ушлые голодранцы,
Пронырливые бедолаги,
Обезноженные бродяги,
Голоштанные проныры,
Опасливые задиры,
Нищие спесивцы,
Капризные ленивцы,
Высокомерная перекатная голь,
Возомнившая, что она — целому миру соль,
Верноподданные бунтари,
Окультуренные блатари,
Безголосые скандалисты,
Шаловливые моралисты!
Прокисающее вино,
Прошлого века кино! Так думал о них правитель пресыщенно, принимаясь зевать.
А что они о нем думали, того ему не понять. УНЫЛЫЕЛЮДИ О горе нам, горе!
Унылые люди пришли к нам на праздник,
Унылые люди!
Бубнили, гундосили что-то такое:
Ваш праздник — не праздник! Унылые люди, помятые лица,
Во взорах — похмелье.
Пришли — и поморщились:
«Нам не годится!
Не весело ваше веселье! Не радостна нам ваша радость, нам кисло,
Томительно с вами и колко!»
Унылые люди не видят в нас смысла,
Ни прока, ни толка! Прошлись, потоптались, с брезгливой гримаской
Взглянув, поплевали,
Поцокали, тыкали пальцем, указкой:
Сюда ли, туда ли... Зевали, жевали... Потели, пыхтели,
Брюзжали: не так тут, не этак.
Не так мы играли, не то мы им пели,
Не то припасли напоследок! Не то им в фиале, не это на блюде,
И колют, и жалятся больно.
И с бранью уходят унылые люди...
Довольно,
довольно,
довольно! АГАВА ...Кто похитил мою накидку —
Облако, которое меня сберегало?
Кто выдернул ту живую нитку,
На которой держалось небесное покрывало? ...Так агава мощная до поры славословит,
Выкидывает лучи с цветами, солнечные струны перебирает,
Горит, пока не сгорает!..
И умирает. Так агава, поражая, выпрастывает руки, танцует на одном месте,
Чтобы ахнули огромные камни, эхо вдали обмирает:
Кто это — величественная, как полкиґ со знаменами?
Румянцем подобна невесте?
Красуется, пленников собирает...
И умирает. И если ты пьешь текилу, помяни и агаву,
Ее красоту и силу, ее цветенье и славу. Ибо нет ничего лучше, ничего выше, ничего чище —
Просиять, принести цветок, нацедить браги
И слиться с безводной почвой, сожженной до пепелища.
И переселиться туда, где люди беззаботны и наги.
|
|
