|
ЛИСТКИ
№3, 2017
Любовь Колесник, Елена Лапшина, Евгений Степанов
ЛЮБОВЬ КОЛЕСНИК
* * *
В «Дикси» в виноводочном отделе
два поэта из бутылки ели,
как младенцы молоко едят.
Третий бдил глотки, как кошки бдят,
и еще один лежал ничком,
мирным припорошенный снежком.
Ничего поэты не читали,
Белого ногами не топтали,
делали холодные глотки.
В них молчали старые стихи.
Губы выдували жизнь в стекло.
Умер Пастернак. Белым-бело.
Два поэта. «Дикси». То да се.
Как обычно. Как обычно все.
* * *
от козлового к мостовому
и к башенному и опять
осанна миру неживому
распорет жестяную гладь
и глядь — а восьмичасовая
жизнь регулярная прошла
где люди тихо прогорают
до тыла сварочного тла
а я за мутным плексигласом
в кабинке утлой наверху
тяну наверх чужую массу
неподчиненную стиху
стихи не область подчиненья
а только средство быть живой
где с башней скрещивают тени
и козловой и мостовой
ЕЛЕНА ЛАПШИНА
* * *
Ольге Ивановой
еще одна зима
то дрожь то забытье
смятение ума
безумие ее
укрыться с Покрова
где книга и кровать
[на всякий — рукава]
и не существовать
во мнимое скользнуть
[бежа ее мрежей]
сквозь ледяную сныть
оконных витражей
покуда же из-под
испарины земной
не глянется испод
не встанет предо мной
по зову естества
[желанием — жива]
еще одна листва
еще одна трава
еще одна зима
[желанью вопреки]
да ледяная тьма
над логовом реки
* * *
Родной канзас от щебета оглох,
летает пух, цветет чертополох,
и наступает время ураганов.
Упругий воздух, скрученный трубой,
качает мой вагончик голубой —
плацкарта, дребезжание стаканов.
Вокзал канзасский канул без следа —
летят года, вагоны, города.
Все ж крышу рвет, собачку укачало...
Я обживаю перелетный быт.
Мне все равно, куда вагон летит, —
в конце все начинается сначала.
ЕВГЕНИЙ СТЕПАНОВ
* * *
старые елочные игрушки
и
новое счастье
|
