 |
ГОЛОСА
№2, 2014
Дмитрий Румянцев
СЕЛЬСКАЯ КРАСАВИЦА
Под забором, белея, как хряпа,
избежавшая черного хряка,
возлежит деревенская пьяница
и рукой помавает. И пятница
над селом мошкарой барражирует,
а пропойца лежмя дирижирует
упаданьем дождя. И над старицей
облака крутолобые катятся. В том и смысл, что кругла, как балясина,
примадонна сия толстомясая,
словно древняя Матерь-Ведуния,
но в лице не найдешь многоумия,
ни ума ни найдешь, разумения...
только с умыслом местного гения
баба силами крутит природными,
а сама как печаль пустоплодная.
В сельском клубе, где трель телевизора,
ждет явления друга-провизора
местный хиппи — седой деревенщина
все сидит, размышляя о Женщине,
лох ли, бог ли — божок неверховныя,
даром — это рифмуется. Помню я:
то, что он нам с утра пересказывал, —
телевизор под вечер показывал.
Все сбывалось! Как только не думалось
мирозданье в лесах этих муромских! * * * Да, я струхнул, почуял резь в мошонке,
когда явился мне старик Ли Бо
и наказал: — Пора бежать в любовь!
Но течь открылась ночью в старой джонке, —
ты в путь готов? И мгла была сквозящей зимней птицей
заплетена в китайскую косицу. Всем, кто ушел в тибетские монахи:
в любовники, в бомжи — дорогу дай
(кто до кости весной промерз в овраге,
эскизом стал на рисовой бумаге,
кто тянет бормотуху из баклаги),
открой Китай. Душой смятенной только ли безумны
подъятые за облак Джомолунгмы? — Беспечный стих, — сказал мудрец Ли Бо, —
не зная боли, ты ушел в красивость,
как в монастырь...
— Прости, что я надрывность
не выдюжил: мне так писать — слабо? Прости ж язык Лауры и Петрарки
тому, кто сам давно душой в овраге... ПАНМОНГОЛИЗМ «Здесь, в мире, мира нет, но есть Китай.
Вот он-то и стоит на трех китах.
А все вокруг разлитые язы́ки
для Поднебесной, право, — ни-че-го,
и либо что-то знают о Ли Бо,
либо когда-то станут лунолики», — так говорил вокзальный злой босяк
и пиво дул... или почти что так,
и даром то, что говорил он прозой. Я наблюдал явленье паровоза
и, дулей сжав цигарку в кулаке,
курил, на полумертвом языке
слагал стихи о таинствах мороза. Безумье? Но на нищем старике,
лице его, горели розы-слезы... * * * китаец молодой — ни мальчик ни мужчина
на рынке «Казачок» промытом как слеза
тачает нам ключи с пометкой made in china
и делает на мир широкие глаза
когда стучишь к нему в замызганную лавку
он руку подает и кланяется нам
и тычет иногда промасленную справку
другой рукой берет из банки заготовку
купюру приберет и кланяется нам
как раненый зверок с отдавленною лапкой
как птица иль дракон похожий на Китай
игрушкой заводной он кружится за дракой
когда пустая жизнь твердит ему: летай!
из Поднебесной к нам слетевшая пичуга
сподобившись вершить свой крохотный вокал
откуда смелость взять чтоб так прожить с испуга
и ногу волочит но снова зашагал
|
|
