Последнее обновление: №1, 2019 г.

Библиотека, журналы ( книги )  ( журналы )

ГОЛОСА
№3, 2015

Юрий Ряшенцев

    * * *
    Апрель­то был суровым.
    А май — он не таков.
    На небе камышовом —
    созвездья светляков.
    И тишина — иная,
    и благости полна
    пологая ночная
    эвксинская волна.
    В апрельском­то дебоше
    был смысл. Молчи, балда,
    меня здесь нет, и больше
    не будет никогда.
    Наш век — из самых грязных,
    хорош он или плох,
    апрель и май — из разных,
    из разных лет, эпох.
    А между ними — бездна.
    Поговори поди
    с любым, кому известно,
    что ждет нас впереди.

    ГРИГОРИЙ ОТРЕПЬЕВ

    Уж это Гришка был из Гришек.
    Ведь, с троном путая кровать,
    не каждому Марина Мнишек
    себя дала бы целовать.
    Он царским именем назваться
    рискнул. Но знает только он,
    что жарче грело самозванца:
    полячка или царский трон.
    Что подвиг царственного сына
    его заботил — не вранье.
    Но эта чертова Марина —
    вы разве видели ее?
    Я тоже — нет. Но я полячек
    знавал и, думаю, она
    не лучший, может быть, образчик,
    но уж в любви искушена.
    И разве странно, что Григорий,
    не знавший ни невест, ни жен,
    идя в московский крематорий,
    был вмиг полячкою сражен.
    Мне эта глупая подначка:
    мол, надо «полькой» — нипочем.
    Сам Пушкин говорил: полячка.
    А полька — танец. Он при чем?

    * * *
    Куда же вы, друзья? Не отвечают.
    И вторники пройдут, и четверги.
    Гляжу в окно: там голуби не чают,
    как бы на снег им встать не с той ноги.

    И эта повседневная картинка
    так органична во дворе моем —
    как раз для завершенья поединка
    с молчащим в двух шагах небытием.

    Теперь метаться незачем. Вот разве
    прийти, попутно вспомнив то да се,
    к еще недавно лицемерной фразе,
    естественной теперь: «Ну вот и все...»

    * * *
    То, что город наш — в центре мира,
    это, может быть, очень мило,
    но погода в нем — никуда.
    Если хочется в мае — мая,
    говорю вам: езжайте мимо.
    Вам тогда дорога прямая
    в захолустные города.

    Там и нынче из­за заборов
    хрюкнет пес и залает боров —
    я не помню их языка.
    В детстве знал его... Детство — эка!
    С той поры и судьба, и норов
    у нормального человека
    поменялись наверняка.

    Я смотрю на вещи реально.
    Но дитя ведь — провинциально
    и по замыслу самому,
    и по тяге к зверью и к лету,
    и к воде, что не бьет кристально
    из­под крана, а — дай вот эту,
    с темным дном, где топили Муму.