 |
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№1, 2017
Евгений Карасев
БЕГЛЕЦ
ГАДАНИЕ НА ОСТАНОВКЕ Меня пугают не тачки, точно сорвавшиеся
со старта,
не мотоциклы, что улицу ревом глушат, —
уныло идущие до парка
поздние троллейбусы с нулевым маршрутом.
Будто свалив с плеч дневные передряги,
никуда и ниоткуда
тянется с притушенными окнами колымага
без озорного и речистого люда.
Не знаю почему, но чуть ли не с детства,
в темные часы торча на остановке захарканной,
я чертыхал троллейбусы
с негостеприимно захлопнутыми дверцами,
следующие до парка.
...Нервничая в ожидании запоздалого транспорта,
загадываю: если покажется
бедолага с злосчастным маршрутом,
высвеченным нулем и плотно сжатыми
дверными створками,
меня ждут подзатыльники нешуточные.
И радуюсь: полная огней выползает
долгожданная «семерка»!
В ГОРОДСКОМ ПАРКЕ
В городском парке поздняя осень.
Замершие аттракционы с запретительными табличками
похожи на экспонаты в палеонтологическом музее.
Донимавший мелкий дождь уже не сеет.
И за голыми деревьями бодрящая проступает просинь.
Несмотря на воодушевляющий просвет,
тяготит грусть,
скуку нагнетает и пустующий подиум.
...Знакомый гусь бросил жену с детьми,
но бьет себя в грудь —
уверяет, что любит Родину.
НА МАЛЕНЬКОЙ СТАНЦИИ
Между нами лежат расстояния,
не километры — года.
А здесь тоже от руки расписание.
И в две строчки всего поезда.
Смотрю на листок заурядный,
трепыхающийся, как бумажная шторка
на форточке.
И будто ты рядом
в легкой своей кофточке.
Не мои закидонные штучки
или твой каприз —
нас разлучила скучная
на маленькой станции жизнь.
Когда мелочи вызывают ссоры,
раздражает каждый пустяк.
А мимо проносятся скорые,
особенно ночью, в огнях.
...Я заглянул сюда — сожаление позднее,
пережить ли раскаяние.
Но все забылось. И долго ждал поезда,
одного из двух в расписании.
СЧАСТЛИВАЯ ОШИБКА
В тишине подъезда звонко
по ступенькам, которые сточил
каждодневный наждак,
кажется,
улепетывает шарик пинг-понга.
И я с любопытством начинаю
беглеца ждать.
Но это жиличка с верхнего этажа
на своих каблучках-гвоздиках
прошла, духами дыша,
будто ветерок после майского дождика.
...Может, мы и остались бы только
соседями добрыми,
разделенными лестничными прогонами,
не спутай я каблучки дробные
с упрыгавшим шариком пинг-понга.
СОБУТЫЛЬНИК
Кто-то ищет правду,
а он — банки из-под пива.
Притоптывает их с хлопком взорвавшейся петарды,
не обращая внимания на взгляды сограждан брезгливые.
В пиджаке цвета горчичного,
еще сохранившего чужую осанку,
бедолага, кажется, и найди правду — огорчится,
лучше — банку.
За день он собирает этих жестянок
на несколько пузырьков «Боярышника» —
замаскированный под снадобье спирт голый.
Вытрясая над моей кружкой упорствующую жидкость,
как знаток порядочный,
объясняет достоинства аптечного алкоголя.
Выпивая, балагурим о разном,
вспоминаем шампанского брызги —
скрашиваем бомжовский праздник
картинками фартовой жизни.
...Расстаемся, тяпнув на посошок,
изрядно ублажив глотку.
Уже за углом услыхал, как корешок
прикаблучил очередную находку.
МОМЕНТ ИСТИНЫ
Утренняя речка. Вода
дымится, будто морозная прорубь.
Вот и пришла пора, когда
уже не смущают поношенное пальтишко,
стоптанная обувь...
Из всего в житейской чехарде найденного,
добытого,
что зашибил, спроворил,
имею печально известное корыто.
И долгую лагерную историю.
...Смотрю на курящуюся речную гладь,
цепляющееся за берег полуутонувшее
корневище.
И опять вспоминаю мать:
— Ничего не надо, сынок.
Умереть бы под родной крышей.
НА ДАЧНОЙ ДОРОГЕ
Осторожно срываю одуванчик.
Молочко на корешке.
Ветер дунул — как одураченный,
я с голым стебельком в руке.
Пустячок этот на дороге дачной
напомнил мне что-то грустное
в жизни.
...Неоглядное поле одуванчиков,
словно туманчик низкий.
ДОМ В ДЕРЕВНЕ
В этой деревеньке живут преимущественно дачники.
Когда они съезжают, по забывчивости оставив
цветастые коврики на заборах,
я сюда сбега´ю, как растратчик
от нещадных кредиторов.
Здесь у меня домик, за которым присматривает
старательный сосед,
русская печь, банька.
Под водочку и винегрет
мой доверенный заливает байки.
Как он вел усердно догляд за моей собственностью,
как схватился с одним ухарцем,
пожелавшим проникнуть в мое жилье
с длинноногой кобылкой.
И осторожно так давит на хозяйскую совесть.
Я понимаю его. И выставляю на стол
очередную бутылку...
Что тянет меня в раздрай, в непогодь,
трясясь на костоломных ухабах,
в такую глухомань, где я всего лишь
выгодный гость,
за чей счет можно вдрызг набухаться?
А может, это зов, подспудный, глухой,
таинственный, как огня пляска?
Но скорее другое — просто хочется
отдохнуть душой,
поточить с мужиком лясы.
ЛУЧШЕЕ ВРЕМЯ В ГОДУ
Старый парк. Дорожки, посыпанные кирпичом
колотым.
Лодки, скованные цепью на пруду.
С разгульной щедростью золотом
сорит осень — лучшее время в году.
Узнаю веранду для танцев,
даже будку, торговавшую билетами.
Словно память не хочет расстаться
с никчемными и дорогими метами.
Мы прятались в дождик вон под тем вязом,
для надежности укрывшись моим пиджаком.
И все в одночасье, разом
лопнуло, раздутое вздорным пустяком.
Помню тот день бесцельный,
нежданную ссору, бессвязные слова
на ходу.
...Лодки от ветра цепью
громыхнули на стылом пруду.
Издержалось, что упало с неба,
сберечь найденное не хватило ума.
Подступающим пахнет снегом —
не за горами зима.
ПОД ОКНОМ
Во дворе под окном, с хрустом давя ледок,
прошелестела машина,
будто пробуя резиновую обновку.
Под ветром с хлопком парусины
треплется белье на веревках...
Грустно.
Небо изморозью занесло.
Снова ледок хрустнул
под сдавшим назад колесом.
Тоску нагоняют всяческие оплошки,
другая дребедень.
А скорее, не сулящий ничего хорошего
завтрашний день.
...Усилился ветер —
белье захлопало часто, словно взрываемые
одна за одной петарды.
Из подъезда со звоном выскочили дети —
соседская отрада.
ЗАБРОШЕННАЯ ОСТАНОВКА
Порушенная автобусная будка;
языки копоти, вылизавшие кирпичные стенки.
Отсюда, выглядывая свое будущее,
я щурил полуиспуганные зенки.
Высмотри я тогда, что меня ждет впереди,
ломился бы прочь от пылящей грунтовки.
И все-таки чем-то нутро бередит
заброшенная остановка.
|
|
