|
ГОЛОСА
№3, 1996
Виктор Кривулин
Из цикла «КУПАНИЕ В ИОРДАНИ...»
Вороне где-то Бог... Окно убито на зиму. Не слышу
ни транспорта, ни птиц, одна лишь на трубе
играет с дымом, наползающим на крышу,
огромная ворона, и ни бэ ни мэ не может выговорить снег,
пошедший пятнами, как жертвенного агнца
подпаленная шерсть... Я слепну, а глазник
уже готовит новое пространство для виденья ночного, разложив
никелированные скальпели повсюду,
куда ни посмотрю — везде игручий свет рассыпан блестками, в живую свален груду,
настроен на торжественный мотив
невыключаемый из вырубленных лет
Дедок
каучукового шланга вседержитель
демиург заржавленного крана
из кустов искусно спрятанный служитель
дирижирует капризами фонтана лет как восемьдесят трудится осколок
зеркала парадного, порядка
прежнего — дедок из поселковых
соработник взлета и упадка водяных столбов, имперской дыби...
начинал громя дворцовые фарфоры
был шестеркой у Дыбенко, на Турксибе
выбился в директора конторы по мелиорации — откуда
загремел простым каналармейцем
под Медвежьегорск но из-под спуда
взмыл под облака — учиться к немцам обезвоживанию и обводненью
Слободы
слободы где покупали свободу
за мешок неочищенной гречи
где шепоты приобретали по ходу
очертания поезда, вид мелкооптовой речи
пристанционных базаров
где обязательно кто-то пристанет
потянет куда-то
вдоль продавленных самоваров
расскажет как было при Сталине
где стояла пивная
где летчиков били солдаты
а потом сами им же и ставили
слободы рябенькие от укропа
дырявые с виду но крепкие сзаду
самая что ни на есть европа
до урала-то еще переть и переть
по засратому райскому саду
Мычанье на закате
где птица певчая мычит по вечерам
где на закате открывается парламент
вороньей свары
и обворованный выходит ветеран
сидеть на жердочке на рваном поролоне
там я не с вами друзья мои о ком нельзя сказать,
что мы прожили день единым духом
что были счастливы, когда мы были вместе
за элегическую эту благодать
платить приходится, завидуя старухам
и старикам из мрамора и жести усталое железо чей расцвет
поделен между ржавчиной и светом
вечернего подкрашенного хной
приплюснутого солнца — да и нет
отчетливых границ, присвоенных предметам
и ноющих, как шов, от боли неземной а птица певчая мычит по вечерам
мычит настойчиво, и нечленораздельно
перекрывая многогорлый гам
и скрип платформы карусельной
|
