|
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ №1, 2006
Александр Кушнер
В ЗАКАТНОМ СВЕТЕ
. . .
По сравненью с дорожными знаками Что Малевича черный квадрат? Красно-желтыми, синими флагами, Полосатыми ярко горят.
То считаться велят с землекопами, То с бегущими в школу детьми, То как будто и вовсе с циклопами, Затесавшимися меж людьми.
Надо, надо к дубине и дротику Присмотреться внимательней, в путь Собираясь, признать семиотику, К де Соссюру и Барту примкнуть.
Поступить, привыкая заранее, В предвкушенье кустов и канав, В школу клинописи и ваяния И смиренных водительских прав.
. . .
Кто душу назвал пауком? Гераклит. А тело сравнил с паутиной. За что на нее он так страшно сердит? И врач-психиатр его мысль подтвердит Своей саркастической миной.
Я не поленился и в книге нашел Скульптурный портрет Гераклита. Итак, бородат, волосат, полугол, И взгляд неприятен, пожалуй, тяжел, И в каменных складках хламида.
А как же душа и скептический взгляд На эту субстанцию? Явимся в сад Загробный, поверив в спасенье: Висит паутина, и нити блестят. Снует паучок - загляденье!
НА ДАЧЕ
Какой-то господин в двубортном пиджаке Гуляет под окном, в другом - как будто дама В сыром плаще до пят и с веточкой в руке, Да нет же, это ель, держащаяся прямо, А в первом - присмотрись - конечно, это клен, И черный ствол его так мокр и неохватен, И галстук ярко-желт - поре осенней в тон, И сам он молчалив, изыскан, деликатен.
На даче старый фильм показывают нам. Не Бергман ли для нас когда-то воплощеньем Завидной жизни был, идущей где-то там? Теперь на фильмы те мы смотрим со смущеньем. Увы, из всех искусств скорей всего кино Устаревает - вот в чем смысл его и драма. В двубортном пиджаке приходит под окно Понурый господин, заплаканная дама.
На даче что ни ствол - то новый человек, И если это куст, то явно заколдован, И время ради них замедлило свой бег, И вечер встреч в саду для них организован, И в комнаты они задумчиво глядят, Присесть хотят за стол, разлечься на диване, А если им зайти, увы, не разрешат, - Растаять в темноте, рассеяться в тумане.
В ВЕЧЕРНЕМ СВЕТЕ
Сесть на велосипед, Поехать, куда глаза глядят. Желто-смуглый, вечерний, закатный свет, Придорожных кустов позлащенный ряд.
Каждый камешек счастлив отбросить тень, Как мала б она ни была. Торжествует лень - И поэтому в мире чуть меньше зла.
Цезарь Борджиа в этот закатный час Не подсыплет яд никому в бокал, И не то чтобы он устыдился нас, А задумался и устал.
И Нерон поджечь в этот вечер Рим Не велит: подожжет в другой. Он притих, что не часто бывает с ним, И струну теребит рукой.
Сталин тоже на даче смешит друзей, Говорит: ты бы сел, кацо, - И под задницу Молотову скорей Подложить норовит яйцо.
Ах, какой покой, Как трава выбивается из-под плит! Я уверен, что я не один такой - Все такие, всех луч слепит.
Меланхолия в воздухе разлита, Сожаление о былом. Где наивность, невинность, сердечность та? Присмотрись: вон за тем углом!
. . .
Распахнуты рамы веранды. Не знаю, куда я плыву, Один, без руля и команды, Почти завернувшись в листву.
Не помню, когда это было, Но так же в ночной полутьме Я плыл, навалясь на перила, Один, на открытой корме.
Не мысль, не мечта, не смущенье, Не знанье, не выводов ряд, - Правдивей всего ощущенье! Деревья, как море, шумят.
И ель представляется взгляду Волной крутобокой в Крыму, И если увижу Дриаду, То за Нереиду приму.
. . .
На столе у поэта должно быть пусто. По возможности пусто. Чтоб не смущали Вещи, не отвлекали ни мысль, ни чувство. Слова - мера всего, и оно - вначале.
Впрочем, если нагрянуть в музей-квартиру, Мы увидим подсвечники и чернильный Допотопный прибор, заменивший лиру, Неподъемный, как памятник надмогильный.
И какой-нибудь камешек, будь то гравий Или кварц, что с садовой был взят дорожки. И лицо его музы в простой оправе, И забытые в спешке ее сережки.
А еще две-три книги... или четыре? Или пять? Хорошо, что не сразу десять. Он бы их не читал, да собрат по лире Их прислал - и мешают свободно грезить.
В тесной вазочке зимние иммортели, Летом - розы. Отметим бутыль и кружку. Вот поэтому он и писал в постели, Изловчась и поставив стоймя подушку.
. . .
Я в зоопарке не был столько лет - И вот зашел: о, тигр, о, слон, о, львица! Чего-чего, а пошлости в них нет. Они б не стали прыгать и толпиться Перед эстрадой с Мэнсоном на ней Иль Джексоном, иль нашим идиотом, Орущим тем безумней, чем страшней Лицо его с клиническим налетом.
Волкам не снился дикий этот пыл. Они б отсюда с ужасом бежали. Да, ты напрасно Моцарта любил. Нет ни любви на свете, ни печали. Спасите зайца, чахлую лису С повадкою их милой, полудетской, - Пускай они опомнятся в лесу. На площади страшнее, чем в мертвецкой.
Скажи, что с человечеством стряслось, Случилось? Есть ли выход? Я не вижу. Обида закипает. Душит злость. Мне хочется в клочки порвать афишу, Что, право ж, не похоже на меня. Но кажется, что общая могила Приблизилась: ну, день, еще два дня, От силы - три... Или всегда так было?
ДУБ
Разбей мой истукан, Рашет!.. Державин
Рухнул державинский дуб, Не одолел урагана. Черный топорщится труп, Рваная колется рана.
Только что был он живой - Ствол запрокинул и крону, Сумрачный, трехвековой, Лежа, похож на колонну.
Желтые ребра торчат И лучевидные кости. Кажется, нa землю ад Вышел и ломится в гости.
С тросом и бензопилой В робе - оранжева роба - Бьется над ним монтажстрой, Словно агенты у гроба.
Надо бы вызвать сюда Батюшку в рясе с кадилом. Не говорите: беда! - С жаром притворным и пылом.
Вспомнить бы несколько строк Тут про его истукана, Взять бы на память листок - Да не ухватишь с экрана.
Всё, он уже не жилец, - Бедный обломок, огрызок. Ты говоришь, что конец Нашей поэзии близок.
. . .
Художник женщину в мужской напишет шляпе, В полузастегнутом прямом мужском пальто На дебаркадере стоящую, на трапе, На сходнях с сумочкой в руке. А вам то что?
Она бы, думаю, понравилась Рембрандту, Он тоже странности и вольности любил, Чалму турецкую, неравнодушен к банту, К халату, помнится, к стальному шлему был.
Продрогла, может быть, и шляпу одолжила, Пальто у спутника, неузнанной взойти На борт задумала, хватаясь за перила, Прощайте, близкие, и родина - прости!
Ее, наверное, пленяет перспектива Иных возможностей, сновидческим под стать. И что-то в этом есть еще от детектива: Иначе кто бы стал теперь роман читать?
Неважно все это, не ясно - и не надо! Она на мальчика чуть-чуть похожа так. И что-то в этом есть еще от маскарада. Томи, загадочность, притягивай, пустяк!
|
|