 |
ГОЛОСА
№2, 2004
Сергей Золотарев
ДЕРЕВО
Внутри стволов живет портной
С портнихой, черствые соски
Которой кажутся корой,
Перегоревшей от тоски.
Когда он шьет — она молчит.
И теплой ткани волокно
Следит глазами, и молчит.
И деревянный монолит
Скрипит и ходит ходуном.
И только в омуте ночей,
Когда портной клонит главу
На свой станок. Станок ничей
Когда становится, к нему
Ложится толстая жена,
Жена того, кто ей не муж,
И прочность меряет сукна
Своими бедрами — одна,
Передавая в плотный плюш
Свой род и разницу полов,
Чтобы древесные плоды
Налились мясом тяжело —
Ее портному за труды.
КАШИНСКИЙ САД
Словно белые санкюлоты
Здесь назначили тайный сбор —
Постоянно мелькает кто-то,
Проникая через забор.
Город Кашин висит, и весит
Сколько вытесненный им свет.
На тропе раздавленный месяц
Кожурой намечает след.
Ветер вьет из бабочек яблок
Кукол осени, загодя.
И на месяцы, как на грабли,
Наступает, и ждет дождя.
РАВАЛПИНДИ
1.
Над Исламабадом — равновесье
Нищеты, страданий на урду...
И исламабадские предместья
У пророка варятся во рту.
Я стараюсь зацепиться взглядом
За усохший красноватый грунт,
На котором псы Исламабада
Вытянулись вечером во фрунт.
Я пытаюсь зацепиться ими,
Чтобы зелень мусульманских трав
Вытравила горечь той полыни,
Что привез я в город на губах.
2.
В Равалпинди глиняная почва.
И грузовики, как табакерки,
С деревянной вырезанной дверкой
И блестящей частью кузовочной.
В Равалпинди, кажется, совместно
Правят ад и рай. И разделенной
Улицей проходят, как невесты,
Миллионы нищих и влюбленных.
Здесь волочит высохшие ноги
Мальчик по обочине раскисшей
Хляби, улыбаясь по дороге
Ящерице, хвостик обронившей.
И когда закрывшиеся двери
Разделяют на ночь мусульманство,
Всем во сне оставлено — по вере —
Времени, надежды и пространства.
3.
Как мало надо без тебя —
Печаль скворчихи в эвкалипте,
Шалвар-камиз, пуштунский чай
На молоке и черных листьях,
Усекновение главы
Цветка, горящего с ограды, —
И мне понятна суть травы
И речь урду. Как мало надо.
4.
Подумай обо мне, побеспокойся!
Я замерзаю по пути в Кашмир.
Там солнце на платаны нижет кольца
Три раза в год — мне зябок этот мир.
Я замерзаю, впитывая ночью
Печеный цвет горячей конопли.
Подумай, как тепло твое непрочно,
Ведь я в пределах жизни и земли.
5.
Вентилятор — летучая мышь,
Летящая в никуда.
Эта ночь. Эта глушь. Эта тишь.
Гималаев гряда.
Я лежу в тишине. В темноте.
На текстильной плите.
Вентилятор гоняет сухой аромат
Незнакомых цветов.
А внизу человек. Автомат
Из свинцовых плодов.
Вентилятор поет в никуда.
Пакистанский Гомер.
Охраняют меня навсегда.
И не ты, офицер.
ДЛИТЕЛЬНОСТЬ
Длительность живет в моем саду.
Неочищенная просто длится, длится, длится.
Я не помню на каком году
Все на свете стало заграницей.
Можно не вставать и не ложиться.
Можно быть себе невмоготу.
Но эфемериды и таблица
Элементов выросли в саду.
Ночь стоит. Растительность постится
И не шелохнется на виду.
Длительность ее, как небылицу,
Шепчет червякам в моем саду.
Страх людской, осознанный в страду,
Мне дает отличную пшеницу.
И, обмазав радугой тандур,
Больше не рискую отравиться,
Съев непропеченную беду.
На щеколду дверь в моем саду
Запирают суслики и птицы.
И сознанье, словно на спирту
Настоявшись, хочет сохраниться
Первозданным в Центре Помпиду.
Все, что может, пусть еще продлится!
Время дует пусть в свою дуду,
В старости начавшую крошиться.
Все, что может, пусть еще продлится,
Не впадая сразу в простоту.
Все, что может, пусть еще продлится.
За забором — взрывы и зарницы,
И годов мелькающие спицы.
Нам с тобой осталось помолиться
За покой и длиться, длиться, длиться,
Улыбаясь — яблони в цвету.
. . .
Не имеет смысла ничего,
Кроме... это «кроме», как бельмо.
Кроме — это молоко коровье
Детям на ночь, кроме — ничего.
|
|
